* * *
От этих знатных
господ покою нет и нашему брату тюремщику. Простых людей,
слава богу, мы вешаем каждую пятницу, и никогда с ними
никаких хлопот. Прочтут им приговор, священник причастит их
на скорую руку, дадут бутылку вина; коли есть жена или
ребятишки, коли отец или мать еще живы, впустишь их на
минуту, а чуть лишь слишком завоют или заболтаются, так и
вон милости просим. На рассвете придет за ними
Жак-палач — и всe кончено. А вот посадили к нам графа
Конрада, так я и жизни не рад. Я у него на посылках.
Принеси то-то, скажи то, кликни того-то. Начальство поминутно меня требует:
всe ли у тебя исправно? да не ушел ли он? да не зарезался бы он? да
доволен ли он? Чeрт побери знатных господ! И с тех пор, как
судьи приговорили его к смерти, так тюрьма моя
сделалась трактиром, ей-богу, трактиром. И друзья, и
родня, и знакомые — все лезут с ним
прощаться, — отпирай всякому, да смотри за всеми, да не
смей никого обидеть; и хоть бы что-нибудь в руку
перепало, да нет, всё народ благородный — свободен от всех податей. Право, ни на что не похоже! Слава богу, что утром отрубят ему голову, а уж эту ночь напляшемся...
Стучат.
Это кто стучится? (Идет к дверям и отворяет окошечко.)
Что вам надобно?
Слуга . Отворяй, — графиня с дочерью!
Слуга . Ha! скорее ж! поворачивайся!
Тюремщик. Сейчас, сейчас! экая каторга!
Отворяет двери. Входят графиня и дочь ее, обе в черном платьe. Тюремщик им низко кланяется.
